Шизофрения — странный предмет: ты вроде пингвин, а вроде омлет.
Как сказала вчера одна знакомая, настроение такое, что хочется либо убить кого-нибудь, либо впасть в состояние "птичку жалко". Уже с середины ночи я начала впадать в тихую истерику. А все потому, что мой мир - это книги. Много книг. Но только при одном условии - их авторы должны быть живы. Если автор книги умирает, то его книги начинают вызывать у меня почти физическое отвращение. Это касается и большинства классиков, но в основном эта проблема ложится на мое отношение к современным писателям. Их книги хороши, пока авторы этих книг живы. Но только автор умирает, как его книги становятся мне отвратительны. Недавно такое уже было, скоро снова случится. А самое обидное, что я не хочу терять ту частичку моего мира, которую создал Пратчетт. Просто потому что его книги связывают меня с еще одним миром - миром человека, который половину своей жизни посвятил этим книгам. Я ни разу не была в его библиотеке по каким-то своим причинам, но мне рассказывали, что все шкафы в одной из комнат его квартиры заставлены книгами Пратчетта разных изданий на разных языках мира. Человек посвятил себя Плоскому миру в неменьшей степени, чем создатель самого Плоского мира. А потом... Мне хочется надеяться, что майской ночью 2008 года за этим замечательным юношей пришел синеглазый Смерть Плоского мира. А еще... Читая книги Пратчетта я многое поняла в том, как складывалась жизнь человека, коллекционируюшего книги. И о том, почему его сейчас нет, а я есть. И я ему благодарна за это. Но мне все равно грустно. И найденная информация о том, что сэра Пратчетта скоро не станет, только окончательно вынесла мне мозги и разметала их по стенам, как болотного дракончика. А майская тоска за следующий год пришла ко мне уже сейчас, и теперь я с трудом представляю, как доживу до мая с этими книгами. Но с ними мне тепло и хорошо, и я не хочу их терять, как потеряла книги Джейкса...

